XX. Театр уж полон; ложи блещут; Партер и кресла, все кипит; В райке нетерпеливо плещут, И, взвившись, занавес шумит. Блистательна, полувоздушна, Смычку волшебному послушна, Толпою нимф окружена, Стоит Истомина; она, Одной ногой касаясь пола, Другою медленно кружит, И вдруг прыжок, и вдруг летит, Летит, как пух от уст Эола; То стан совьет, то разовьет, И быстрой ножкой ножку бьет. XXI. Всё хлопает. Онегин входит, Идет меж кресел по ногам, Двойной лорнет скосясь наводит На ложи незнакомых дам; Все ярусы окинул взором, Всё видел: лицами, убором Ужасно недоволен он; С мужчинами со всех сторон Раскланялся, потом на сцену В большом рассеянье взглянул, Отворотился - и зевнул, И молвил: "всех пора на смену; Балеты долго я терпел, Но и Дидло мне надоел". |
XX Teatro pieno; i palchi splendono; Prime file e platea brulicano; Dal loggione ecco che applaudono: Fruscia, alzandosi, il sipario. Scintillante, eterea, docile Al fatato archetto, in mezzo A una nuvola di ninfe, Sta l’Istòmina, sfiorando Con un piede il pavimento, Mentre l’altro lento gira, E d’un tratto vola, vola, Come piuma al soffio d’Eolo; Ora avvita ora distende La figura, e svelta batte Col piedino sul piedino. XXI Tutti applaudono. Entra Onegin, Scorre posti e piedi altrui, Punta ai palchi la lorgnette Sulle dame sconosciute; Ogni fila ha già percorso, Visto tutto: storce il naso A ogni volto, ad ogni mise; Porge agli uomini un inchino Tutt’intorno, e poi, svagato, Volge gli occhi sulla scena, Si rigira e, sbadigliando: “E’ ora – dice – di cambiare, Da un bel po’ reggo i balletti, Ma anche Didelot ha stufato”. |