|
XVIII. Волшебный край! там в стары годы, Сатиры смелый властелин, Блистал Фонвизин, друг свободы, И переимчивый Княжнин; Там Озеров невольны дани Народных слез, рукоплесканий С младой Семеновой делил; Там наш Катенин воскресил Корнеля гений величавый; Там вывел колкий Шаховской Своих комедий шумный рой, Там и Дидло венчался славой, Там, там под сению кулис Младые дни мои неслись. XIX. Мои богини! что вы? где вы? Внемлите мой печальный глас: Всё те же ль вы? другие ль девы, Сменив, не заменили вас? Услышу ль вновь я ваши хоры? Узрю ли русской Терпсихоры Душой исполненный полет? Иль взор унылый не найдет Знакомых лиц на сцене скучной, И, устремив на чуждый свет Разочарованный лорнет, Веселья зритель равнодушный, Безмолвно буду я зевать И о былом воспоминать? |
XVIII Regno magico! Là, un tempo, Il signore della satira, Della libertà l’amico, Fonvizin splendé, e il versatile Kniazhnìn; là spartì Ozerov Con la giovane Semjònova Le spontanee offerte - lacrime Ed applausi - della gente; Là resuscitò Katènin Di Corneille l’augusto genio; Là Shakòvskoj dette l’anda Allo sciame rumoroso Delle sue commedie; là Gloria ebbe anche Didelot, Là, là all’ombra delle quinte La mia gioventù passò. XIX Mie divine! Dove siete? Cosa ne è di voi? Ascoltate La mia voce sconsolata: Siete ancora quelle stesse? O ci sono altre fanciulle? Udrò ancora i vostri cori? Vedrò ancora volar l’anima D’una russa Tersicore? O lo sguardo malinconico Non vedrà più i cari volti Su una scena che l’annoia, E su un mondo estraneo alzando La lorgnette[1] disincantata, Spettatore senza gioia, Dovrò sbadigliare, assorto Nei ricordi del passato? [1] E’ il binocolo da teatro (e non solo: Onegin lo userà nella sala di suo cugino, puntandolo su Tatiana). |
ONEGIN
di Aleksandr Sergeyevich Pushkin