|
XVI. Уж тёмно: в санки он садится. "Пади, пади!" - раздался крик; Морозной пылью серебрится Его бобровый воротник. К Talon помчался: он уверен, Что там уж ждет его Каверин. Вошел: и пробка в потолок, Вина кометы брызнул ток, Пред ним roast-beef окровавленный, И трюфли, роскошь юных лет, Французской кухни лучший цвет, И Стразбурга пирог нетленный Меж сыром Лимбургским живым И ананасом золотым. XVII. Еще бокалов жажда просит Залить горячий жир котлет, Но звон брегета им доносит, Что новый начался балет. Театра злой законодатель, Непостоянный обожатель Очаровательных актрис, Почетный гражданин кулис, Онегин полетел к театру, Где каждый, вольностью дыша, Готов охлопать entrechat, Обшикать Федру, Клеопатру, Моину вызвать (для того, Чтоб только слышали его). |
XVI Fa già buio: monta in slitta. “Arri, arri!” echeggia il grido, S’inargenta di nevischio Il suo collo di castoro. Da Talon s’affretta: sa Che Kavèrin già l’aspetta. Entra: e pam! tappo al soffitto Fiotta il vin della cometa, E ecco a lui: rosbif al sangue Con tartufi - il più bel fiore Della gallica cucina, Lusso d’anni giovanili – E, immortale, ecco il paté Di Strasburgo, fra un formaggio Pizzichino del Limburgo E un bell’ananas dorato. XVII Vuol la sete ancora calici Per estinguere l’ardore Delle grasse cotolette, Ma il Breguet suona: va in scena Ora l’ultimo balletto. Del teatro severo arbitro, Fan volubile d’attrici Favolose, cittadino Onorario delle quinte, Vola Onegin a teatro, Dove ognuno, liberando Da ogni freno il cuore, è pronto A applaudire l’entrechat, A fischiar Fedra, Cleopatra, E acclamare la Moìna (Solo per farsi sentire). |
ONEGIN
di Aleksandr Sergeyevich Pushkin