|
XVII. Так проповедовал Евгений. Сквозь слез не видя ничего, Едва дыша, без возражений, Татьяна слушала его. Он подал руку ей. Печально (Как говорится, машинально) Татьяна, молча, оперлась, Головкой томною склонясь; Пошли домой вкруг огорода; Явились вместе, и никто Не вздумал им пенять на то: Имеет сельская свобода Свои счастливые права, Как и надменная Москва. XVIII. Вы согласитесь, мой читатель, Что очень мило поступил С печальной Таней наш приятель; Не в первый раз он тут явил Души прямое благородство, Хотя людей недоброхотство В нем не щадило ничего: Враги его, друзья его (Что, может быть, одно и то же) Его честили так и сяк. Врагов имеет в мире всяк, Но от друзей спаси нас, боже! Уж эти мне друзья, друзья! Об них недаром вспомнил я. |
XVII
Così Eugenio predicava, E Tatiana l’ascoltava, Senza fiato né parole, Né vederci dalle lacrime. Lui le porse il braccio e lei Con far triste (o come dicono, Meccanico) s’appoggiò, Col capino su una parte; E rientrarono per l’orto. Furon visti insieme, ma Nessuno ebbe a che ridire: Ha la libertà in campagna I beati suoi diritti, Come la superba Mosca. XVIII Converrai anche tu, lettore: Fu gentile il nostro amico Con la povera Tatiana; Né era quello il primo caso In cui Eugenio dimostrava Nobile animo, benché La malignità del mondo Non gli risparmiasse nulla: Sia i nemici che gli amici (Ma non è forse lo stesso?) Ne dicevan peste e corna. Tutti hanno nemici, ma Dio ci guardi dagli amici! Begli amici, sì, gli amici! Non per nulla li rammento. |
ONEGIN
di Aleksandr Sergeyevich Pushkin