XXXVI. Но день протек, и нет ответа. Другой настал: все нет, как нет. Бледна как тень, с утра одета, Татьяна ждет: когда ж ответ? Приехал Ольгин обожатель. “Скажите: где же ваш приятель?” Ему вопрос хозяйки был. “Он что-то нас совсем забыл”. Татьяна, вспыхнув, задрожала. - Сегодня быть он обещал, Старушке Ленской отвечал: Да, видно, почта задержала. - Татьяна потупила взор, Как будто слыша злой укор. XXXVII. Смеркалось; на столе блистая Шипел вечерний самовар. Китайский чайник нагревая; Под ним клубился легкий пар. Разлитый Ольгиной рукою, По чашкам темною струею Уже душистый чай бежал, И сливки мальчик подавал; Татьяна пред окном стояла, На стекла хладные дыша, Задумавшись, моя душа, Прелестным пальчиком писала На отуманенном стекле Заветный вензель О да Е. |
XXXVI
Passa un giorno, passa l’altro, E risposta non si vede. Smorta, pallida, Tatiana, Fin dall’alba in piedi, aspetta La risposta, quando arriva Il corteggiatore d’Olga. “Dite: e dov’è il vostro amico?” Gli domanda la padrona. “Non ci avrà dimenticati?” Trema, e avvampa ora Tatiana. “Ha promesso d’esser qui oggi,” Dice Lenskij, “chissà, forse, Avrà posta da sbrigare.” E Tatiana abbassa gli occhi, Come udendovi un rimprovero. XXXVII Imbruniva: il samovar Della sera scintillava Sulla tavola scaldando Fra gli sbuffi di vapore La teiera della Cina. Profumato, nelle tazze Già scendeva, per man d’Olga, Il té in scuro rivoletto, E la panna distribuiva Il ragazzo. Alla finestra Stava, assorta in sé, Tatiana, Alitando sopra i vetri, E scrivendo, anima mia, Col ditino suo adorabile Il segreto e sospirato Monogramma: O ed E. |