|
XXXIII.
Бывало, писывала кровью Она в альбомы нежных дев, Звала Полиною Прасковью И говорила нараспев, Корсет носила очень узкий, И русский Н как N французский Произносить умела в нос; Но скоро все перевелось; Корсет, Альбом, княжну Алину, Стишков чувствительных тетрадь Она забыла; стала звать Акулькой прежнюю Селину И обновила наконец На вате шлафор и чепец. XXXIV. Но муж любил ее сердечно, В ее затеи не входил, Во всем ей веровал беспечно, А сам в халате ел и пил; Покойно жизнь его катилась; Под вечер иногда сходилась Соседей добрая семья, Нецеремонные друзья, И потужить и позлословить И посмеяться кой о чем. Проходит время; между тем Прикажут Ольге чай готовить, Там ужин, там и спать пора, И гости едут со двора. |
XXXIII Agli inizi usava scrivere Col suo sangue sopra gli album Delle tenere fanciulle, Chiamar Pauline Praskovja E parlar col birignao, Strangolarsi nel corsetto, Dir nel naso, alla francese, L’N russa; ma ben presto Scordò tutto: album, corsetto, Principessa Alina e versi Dei suoi sfoghi nei quaderni; Cominciò a chiamar Céline Come prima: Akulka, e infine Tirò fuori la vestaglia Ovattata e la cuffietta. XXXIV Suo marito l’amò molto: Mai entrava nei suoi estri, Le credeva a occhi chiusi, E anche lui in vestaglia, a tavola; Calma scorre la sua vita: Verso sera a volte arriva La famiglia d’un vicino, E fra amici, in libertà, Giù con lagne e maldicenze E sfottò su questo e quello. Passa il tempo; intanto s’ordina Il tè a Olga; ed ecco l’ora Di cenare, di dormire, E per gli ospiti d’uscire. |
ONEGIN
di Aleksandr Sergeyevich Pushkin