|
XXVII. Но куклы даже в эти годы Татьяна в руки не брала; Про вести города, про моды Беседы с нею не вела. И были детские проказы Ей чужды; страшные рассказы Зимою в темноте ночей Пленяли больше сердце ей. Когда же няня собирала Для Ольги на широкий луг Всех маленьких ее подруг, Она в горелки не играла, Ей скучен был и звонкий смех, И шум их ветреных утех. XXVIII. Она любила на балконе Предупреждать зари восход, Когда на бледном небосклоне Звезд исчезает хоровод, И тихо край земли светлеет, И, вестник утра, ветер веет, И всходит постепенно день. Зимой, когда ночная тень Полмиром доле обладает, И доле в праздной тишине, При отуманенной луне, Восток ленивый почивает, В привычный час пробуждена Вставала при свечах она. |
XXVII Ma una bambola in quegli anni Mai Tatiana prese in braccio, Nè parlò con lei di mode, O dei fatti di città. Fredda ai giochi dell’infanzia Incantavan più il suo cuore I racconti del terrore Nelle buie notti d’inverno. E le volte che la njanja Radunava le amichette D’Olga sopra il vasto prato Mai giocava a chiapparello: Risa e chiasso aveva in uggia Di quei giochi spensierati. XXVIII Sul balcone amava attendere L’alba, quando in ciel si spenge Delle stelle il girotondo, E rischiara all’orizzonte, E, foriero del mattino, Soffia il vento, e si fa giorno Poco a poco. Nell’inverno, Quando più su mezzo mondo Regna l’ombra della notte, E più a lungo il pigro Oriente Dorme in quiete oziosa sotto Una luna annuvolata, Alla solita ora lei Si svegliava e lesta al lume Di candela si levava. |
ONEGIN
di Aleksandr Sergeyevich Pushkin