|
XXV. Итак, она звалась Татьяной. Ни красотой сестры своей, Ни свежестью ее румяной Не привлекла б она очей. Дика, печальна, молчалива, Как лань лесная боязлива, Она в семье своей родной Казалась девочкой чужой. Она ласкаться не умела К отцу, ни к матери своей; Дитя сама, в толпе детей Играть и прыгать не хотела И часто целый день одна Сидела молча у окна. XXVI. Задумчивость, ее подруга От самых колыбельных дней, Теченье сельского досуга Мечтами украшала ей. Ее изнеженные пальцы Не знали игл; склонясь на пяльцы, Узором шелковым она Не оживляла полотна. Охоты властвовать примета, С послушной куклою дитя Приготовляется шутя К приличию, закону света, И важно повторяет ей Уроки маминьки своей. |
XXV Così dunque si chiamava. Ma su sé non attirava Sguardi, come la sorella, Per bellezza o esuberanza. Schiva e triste, cheta, timida Come cerva alla foresta, Appariva in casa sua Quasi fosse figlia altrui. Non sapeva far moine Con la mamma o col papà; Da bambina non giocava Né saltava assieme agli altri. Zitta e sola spesso stava Tutto il giorno alla finestra. XXVI La pensosità, sua amica Fin dai giorni della culla, Le addolciva di bei sogni La monotonia dei campi. Le sue dita delicate Ignoravano ago e filo; Mai un lino aveva ornato, Testa china sul telaio, Ricamandolo di seta. Le bambine (e questo è un segno Dell’istinto a comandare) Si preparano giocando Con la bambola obbediente Alle buone creanze e regole Della vita in società, Ripetendo a quella, serie, Le lezioni di mammà. |
ONEGIN
di Aleksandr Sergeyevich Pushkin