|
VII. Высокой страсти не имея Для звуков жизни не щадить, Не мог он ямба от хорея, Как мы ни бились, отличить. Бранил Гомера, Феокрита; Зато читал Адама Смита, И был глубокий эконом, То есть, умел судить о том, Как государство богатеет, И чем живет, и почему Не нужно золота ему, Когда простой продукт имеет. Отец понять его не мог И земли отдавал в залог. VIII. Всего, что знал еще Евгений, Пересказать мне недосуг; Но в чем он истинный был гений, Что знал он тверже всех наук, Что было для него измлада И труд и мука и отрада, Что занимало целый день Его тоскующую лень, - Была наука страсти нежной, Которую воспел Назон, За что страдальцем кончил он Свой век блестящий и мятежный В Молдавии, в глуши степей, Вдали Италии своей. |
VII Gran passione non provava A guastarsi l’esistenza Per la musica dei versi: Per lui - in barba a ogni mio sforzo - Anche i giambi eran trochei. Biasimava Omero, Teocrito; Adam Smith però leggeva, E era un fine economista, Cioè sapeva giudicare Come prosperi uno Stato, Di che viva, e perché l’oro Non è affatto necessario: Basta aver materie prime. Suo papà non ci arrivava E le terre ipotecava. VIII Non ho tempo ora di dirvi Le altre cose che sapeva; Ma in una era un vero genio, Una scienza in cui eccelleva Più che in tutte le altre scienze, Quella che, fin da bambino, Gli fu assillo, croce e gioia, Che occupata gli teneva Tutto il giorno la sua accidia Malinconica: la scienza Della tenera passione, Quale Ovidio la cantò, Per cui martire finì La brillante e inquieta vita Nelle steppe di Moldavia, Dall’Italia sua lontano. |
ONEGIN
di Aleksandr Sergeyevich Pushkin