XLV. Условий света свергнув бремя, Как он, отстав от суеты, С ним подружился я в то время. Мне нравились его черты, Мечтам невольная преданность, Неподражательная странность И резкий, охлажденный ум. Я был озлоблен, он угрюм; Страстей игру мы знали оба: Томила жизнь обоих нас; В обоих сердца жар угас; Обоих ожидала злоба Слепой Фортуны и людей На самом утре наших дней. XLVI. Кто жил и мыслил, тот не может В душе не презирать людей; Кто чувствовал, того тревожит Призрак невозвратимых дней: Тому уж нет очарований. Того змия воспоминаний, Того раскаянье грызет. Все это часто придает Большую прелесть разговору. Сперва Онегина язык Меня смущал; но я привык К его язвительному спору, И к шутке с желчью пополам, И злости мрачных эпиграмм. |
XLV Come lui, deposto il peso Della vita in società, Via dal chiasso, fu a quel tempo Che divenni amico suo. Mi piacevano i suoi tratti, Il suo abbandonarsi ai sogni, La sua innata stravaganza E la mente, acuta e fredda. Irritato io, lui cupo; Ben conoscevamo il gioco Ambedue, delle passioni: Ambedue la vita aveva Tormentato, e ad ambedue Spento il fuoco in cuore; entrambi, La malvagità degli uomini E del Fato ci attendeva Proprio all’alba dei dì nostri. XLVI Chi ha vissuto e riflettuto, Non può non spregiare gli uomini; Chi passioni e sentimenti Ha provato, lo tormenta Il fantasma del passato Che non torna: non più incanti! Il serpente dei ricordi, Dei rimpianti, lo rimorde. Tutto questo dà un gran fascino, Spesso, alla conversazione. Sulle prime mi turbò Come si esprimeva Onegin, Ma poi feci l’abitudine Al suo dialogo pungente, Allo scherzo misto al fiele, E all’aperta cattiveria Degli oscuri suoi epigrammi. |