ONEGIN

di Aleksandr Sergeyevich Pushkin

Capitoli
[I][II][III][IV][V][VI][VII][VIII]
[prec.] [Cap. VII - LII, LIII] [succ.]


LII.

У ночи много звезд прелестных,

Красавиц много на Москве.

Но ярче всех подруг небесных

Луна в воздушной синеве.

Но та, которую не смею

Тревожить лирою моею,

Как величавая луна,

Средь жен и дев блестит одна.

С какою гордостью небесной

Земли касается она!

Как негой грудь ее полна!

Как томен взор ее чудесный!..

Но полно, полно; перестань:

Ты заплатил безумству дань.





LIII.

Шум, хохот, беготня, поклоны,

Галоп, мазурка, вальс... Меж тем,

Между двух теток, у колоны,

Не замечаема никем,

Татьяна смотрит и не видит,

Волненье света ненавидит;

Ей душно здесь... она мечтой

Стремится к жизни полевой,

В деревню, к бедным поселянам,

В уединенный уголок,

Где льется светлый ручеек,

К своим цветам, к своим романам

И в сумрак липовых аллей,

Туда, где он являлся ей.

LII

Ha la notte tante stelle

Quante belle donne ha Mosca.

Ma nel cielo blu è la luna

La più splendida di tutte.

Così è colei che non oso

Disturbar con la mia lira:

Come la maestosa luna

Fra le belle unica splende.

Con che celestiale orgoglio

Sfiora appena questa terra!

Di che gioie ha colmo il seno!

Com’è languido e incantevole

Il suo sguardo!.. Basta, basta,

Ora smettila: hai già reso

Il tuo omaggio alla follia. 41



LIII

Risa, strepiti, saluti,

Valzer, mazurka, galop...

Nel frattempo, tra due zie,

Appoggiata a una colonna,

Non notata da nessuno,

Tania guarda ma non vede:

Il mondano chiasso ha in uggia;

Manca l’aria, lì... ai suoi campi

Vola in sogno, al suo villaggio,

Alla sua povera gente,

A quell’angolo sperduto

Dove chiaro scorre il rivo,

Ai suoi fiori, ai suoi romanzi

E al vialetto dove lui

Le apparì nella penombra.42



41 Molte le aspiranti al titolo di ‘luna’ moscovita: la principessa Màrija Raèvskaja-Volkònskaja (che il Poeta conobbe in Crimea, nel 1820), Sof’ja Urùsova (futura amante di Nicola I); la contessa Agrafena Zakrèvskaja; la figlia dell’amico Rimskij-Kòrsakov, Aleksandra (Sàšen’ka), o fors’anche la sua futura moglie, Natàl’ja Gončaròva, appena conosciuta (siamo nel 1828) a un ballo, e di cui Puškin restò, come ebbe a scrivere: ‘innamorato, incantato (očaròvan), ogončaròvan...’

42 “E nella semioscurità dei viali di tigli, / Là dove egli le apparve.”