XXXI. Отъезда день давно просрочен, Проходит и последний срок. Осмотрен, вновь обит, упрочен Забвенью брошенный возок. Обоз обычный, три кибитки Везут домашние пожитки, Кастрюльки, стулья, сундуки, Варенье в банках, тюфяки, Перины, клетки с петухами, Горшки, тазы et cetera, Ну, много всякого добра. И вот в избе между слугами Поднялся шум, прощальный плач: Ведут на двор осьмнадцать кляч, XXXII. В возок боярский их впрягают, Готовят завтрак повара, Горой кибитки нагружают, Бранятся бабы, кучера. На кляче тощей и косматой Сидит форейтор бородатый, Сбежалась челядь у ворот Прощаться с барами. И вот Уселись, и возок почтенный, Скользя, ползет за ворота. "Простите, мирные места! Прости, приют уединенный! Увижу ль вас?.." И слез ручей У Тани льется из очей. |
XXXI
Scade il termine fissato, Viene il dì della partenza. La vettura, ormai in disuso, È di nuovo tappezzata, Controllata, rinforzata. Segue il solito convoglio: Tre kibitke con la roba Che c’è in casa: casseruole, Bauli, sedie, barattoli Di marmellata, piumacci, Materassi, orcioli, vasi, Gabbie di galletti, eccetera. Proprio tutto, e in quantità. Ecco nell’izbà dei servi Già si levan grida e pianti Dell’addio: diciotto brenne In cortile hanno portato, XXXII E le aggiogano alle carra Dei signori, i cuochi approntano La colazione, si stipano Le kibitke già stracolme, Donne sbraitano, e cocchieri. Su un ronzino spelacchiato Sta il barbuto battistrada, Corrono al portone i servi A salutar le padrone, Che finalmente siedono, E il convoglio ragguardevole Dal portone lento scivola. “Addio, posti miei pacifici! Solitario asilo, addio! Vi rivedrò?..” E dagli occhi Di Tatiana il pianto scorre. |