XXI. Татьяна с ключницей простилась За воротами. Через день Уж утром рано вновь явилась Она в оставленную сень, И в молчаливом кабинете, Забыв на время всё на свете, Осталась наконец одна, И долго плакала она. Потом за книги принялася. Сперва ей было не до них, Но показался выбор их Ей странен. Чтенью предалася Татьяна жадною душой; И ей открылся мир иной. XXII. Хотя мы знаем, что Евгений Издавна чтенье разлюбил, Однако ж несколько творений Он из опалы исключил: Певца Гяура и Жуана, Да с ним еще два-три романа, В которых отразился век, И современный человек Изображен довольно верно С его безнравственной душой, Себялюбивой и сухой, Мечтанью преданной безмерно, С его озлобленным умом, Кипящим в действии пустом. |
XXI E salutò la fattora. Ma di nuovo, il giorno dopo, Di buon’ora era all’ingresso Vuoto, e nel silente studio, Per un attimo dimentica D’ogni cosa al mondo, pianse, Finalmente sola, a lungo. Poi s’interessò dei libri, Senza farci, sulle prime, Granché caso: solo strana Le sembrò la loro scelta. Si tuffò nella lettura Tatiana, e un altro mondo D’improvviso le si aprì. XXII Non leggeva più – sappiamo – Già da molto tempo Eugenio, Qualche libro tuttavia Dal suo bando aveva escluso: Il cantore del Giaurro E di Don Giovanni 17, oltre A due o tre romanzi in cui Si rispecchiava il secolo, E appariva ben ritratto L’uomo del nostro tempo: La sua anima amorale, Egoista, inaridita, Avida di fantasie; La sua mente incattivita, Fervida di vanità. 17 Byron. The Giaour (l’Infedele) è del 1813 e il Don Juan del 1824. |