XI. Он мог бы чувства обнаружить, А не щетиниться, как зверь; Он должен был обезоружить Младое сердце. “Но теперь Уж поздно; время улетело... К тому ж - он мыслит - в это дело Вмешался старый дуэлист; Он зол, он сплетник, он речист... Конечно, быть должно презренье Ценой его забавных слов, Но шопот, хохотня глупцов...” И вот общественное мненье! Пружина чести, наш кумир! И вот на чем вертится мир! XII. Кипя враждой нетерпеливой, Ответа дома ждет поэт; И вот сосед велеречивый Привез торжественно ответ. Теперь ревнивцу то-то праздник! Он всё боялся, чтоб проказник Не отшутился как-нибудь, Уловку выдумав и грудь Отворотив от пистолета. Теперь сомненья решены: Они на мельницу должны Приехать завтра до рассвета, Взвести друг на друга курок И метить в ляжку иль в висок. |
XI Palesare il proprio animo, E non rizzare il pelo Come una bestia; calmare Quel giovane cuore. “Ormai Non è più il momento, è tardi... Per l’appunto,” pensò Eugenio, “C’è di mezzo quel pettegolo Di vecchio duellatore, Malizioso e chiacchierone... Certo, potrei ripagare Col disprezzo le sue ciance; Ma sai il chiasso, le risate Dei cretini...”. Ecco la molla Dell’onore, il nostro moloc: La pubblica opinione! Ecco il cardine del mondo! XII D’impaziente odio bruciando La risposta aspetta il poeta; E ecco che, tronfio e solenne, Il vicino gliela porta. Come esulta ora il geloso! Che paura aveva avuto Che il furfante in qualche modo La buttasse sullo scherzo, Che inventando un trucco il petto Sottraesse alla pistola. È risolto ora ogni dubbio: Al mulino andar dovranno Domattina all’alba, e il cane Alzeranno un contro l’altro: Coscia o tempia mireranno. |