|
VII. Иль помириться их заставить, Дабы позавтракать втроем, И после тайно обесславить Веселой шуткою, враньем. Sed alia tempora! Удалость (Как сон любви, другая шалость) Проходит с юностью живой. Как я сказал, Зарецкий мой, Под сень черемух и акаций От бурь укрывшись наконец, Живет, как истинный мудрец, Капусту садит, как Гораций, Разводит уток и гусей И учит азбуке детей. VIII. Он был не глуп; и мой Евгений, Не уважая сердца в нем, Любил и дух его суждений, И здравый толк о том, о сем. Он с удовольствием, бывало, Видался с ним, и так нимало Поутру не был удивлен, Когда его увидел он. Тот после первого привета, Прервав начатый разговор, Онегину, осклабя взор, Вручил записку от поэта. К окну Онегин подошел И про себя ее прочел. |
VII O anche rappacificarli, Per pranzare tutti insieme, E alle spalle, poi, sparlarne Tra uno scherzo e una fandonia. Altri tempi! – La baldanza (E l’amore, altra mattana), Passa con la gioventù. Come ho detto, il mio Zareckij Acquietato infine, all’ombra Delle acacie e dei ciliegi 5 Vive come un vero saggio, Come Orazio fra i suoi cavoli: Anatre e oche alleva, e insegna Ai bambini l’abbiccì. VIII Uno stupido non era; Il mio Eugenio ne stimava Se non l’anima, il giudizio E il buonsenso in ogni cosa. Lo vedeva con piacere, E così non fu sorpreso Più di tanto quel mattino Nello scorgerlo. Zareckij Dopo i primi convenevoli Troncò la conversazione E abbozzando un gran sorriso Porse a Onegin un biglietto. Andò alla finestra Eugenio E lo lesse fra sé e sé. 5 Čerëmuha, ciliegio a grappoli, pado. |
ONEGIN
di Aleksandr Sergeyevich Pushkin