ONEGIN

di Aleksandr Sergeyevich Pushkin

Capitoli
[I][II][III][IV][V][VI][VII][VIII]
[prec.] [Cap. V - XXXVII...XXXIX, XL] [succ.]


XXXVII. XXXVIII. XXXIX.

Но чай несут: девицы чинно

Едва за блюдечки взялись,

Вдруг из-за двери в зале длинной

Фагот и флейта раздались.

Обрадован музыки громом,

Оставя чашку чаю с ромом,

Парис окружных городков,

Подходит к Ольге Петушков,

К Татьяне Ленский; Харликову,

Невесту переспелых лет,

Берет тамбовский мой поэт,

Умчал Буянов Пустякову,

И в залу высыпали все,

И бал блестит во всей красе.





XL.

В начале моего романа

(Смотрите первую тетрадь)

Хотелось вроде мне Альбана

Бал петербургский описать;

Но, развлечен пустым мечтаньем,

Я занялся воспоминаньем

О ножках мне знакомых дам.

По вашим узеньким следам,

О ножки, полно заблуждаться!

С изменой юности моей

Пора мне сделаться умней,

В делах и в слоге поправляться,

И эту пятую тетрадь

От отступлений очищать.

XXXVII. XXXVIII. XXXIX

Ma ecco il tè: non fanno in tempo

A sfiorare le tazzine 28

Le ragazze, tutte prese

Dal rituale, che già accordi

Di fagotto e flauto arrivano

Dalla porta del salone.

Messo via il suo tè col rum,

Paride del circondario,

Petuškov s’accosta a Olga,

A Tatiana Lenskij; abbranca

La matura Harlikova

Il mio poeta di Tambòv,

Bujanòv la Pustjakova,

E via tutti per la sala:

Nel suo sfarzo splende il ballo.



XL

All’inizio del romanzo

M’ero inteso di descrivere

Un ballo a Pietroburgo

Nello stile dell’Albani; 29

Ma distratto da un miraggio

Mi son messo a ricordare

I piedini delle donne

Che avevo conosciuto.

Ora basta, voi piedini,

Con le vostre esili impronte!

M’ingannò la giovinezza,

E’ ora di metter giudizio,

D’emendare fatti e stile,

E tener questo capitolo

Sgombro d’ogni digressione.



28 Nel testo bljùdečki, piattini: all’uso russo, che il tè freddi prima, l’eventuale zolletta di zucchero già in bocca. Da qui la composta attenzione, činno, delle fanciulle, per non macchiarsi il vestito buono.

29 Francesco Albani (1578-1660), pittore bolognese, allievo e collaboratore dei Carracci, ammirato e citato da Puškin almeno quanto il suo amico Guido (Reni) da Stendhal.