|
XXXV.
Гремят отдвинутые стулья; Толпа в гостиную валит: Так пчел из лакомого улья На ниву шумный рой летит. Довольный праздничным обедом Сосед сопит перед соседом; Подсели дамы к камельку; Девицы шепчут в уголку; Столы зеленые раскрыты: Зовут задорных игроков Бостон и ломбер стариков, И вист, доныне знаменитый, Однообразная семья, Все жадной скуки сыновья. XXXVI. Уж восемь робертов сыграли Герои виста; восемь раз Они места переменяли; И чай несут. Люблю я час Определять обедом, чаем И ужином. Мы время знаем В деревне без больших сует: Желудок - верный наш брегет; И к стате я замечу в скобках, Что речь веду в моих строфах Я столь же часто о пирах, О разных кушаньях и пробках, Как ты, божественный Омир, Ты, тридцати веков кумир! |
XXXV
Tramestìo di sedie; in massa Tutti accorrono in salotto: Così vola il rumoroso Sciame d’api dal suo ghiotto Alveare al campo. Ronfano, L’uno accanto all’altro, sazi Del festivo pranzo gli ospiti; Al camino son sedute Le signore; le ragazze Cicalecciano in un angolo; S’aprono i tavoli verdi Ai patiti delle carte: Boston, lomber caro ai vecchi, E anche whist, sempre di moda: La monotona famiglia Di mai sazia noia figlia. XXXVI Han già fatto otto partite Gli eroi del whist; otto volte Han cambiato i loro posti; Siamo al tè. A me l’ora piace Dirla con ‘pranzo’ ‘tè’ ‘cena’. Non ci vuol granché fatica, In campagna, a saper l’ora: L’orologio è il nostro stomaco; Fra parentesi, ho notato: Spesso e volentieri parlo Nei miei versi, di banchetti, Vari intingoli e turaccioli, Come te, divino Omero, Idolo di trenta secoli! |
ONEGIN
di Aleksandr Sergeyevich Pushkin