|
LVII. Замечу кстати: все поэты - Любви мечтательной друзья. Бывало, милые предметы Мне снились, и душа моя Их образ тайный сохранила; Их после Муза оживила: Так я, беспечен, воспевал И деву гор, мой идеал, И пленниц берегов Салгира. Теперь от вас, мои друзья, Вопрос нередко слышу я: "O ком твоя вздыхает лира? Кому, в толпе ревнивых дев, Ты посвятил ее напев? LVIII Чей взор, волнуя вдохновенье, Умильной лаской наградил Твое задумчивое пенье? Кого твой стих боготворил?" И, други, никого, ей-богу! Любви безумную тревогу Я безотрадно испытал. Блажен, кто с нею сочетал Горячку рифм: он тем удвоил Поэзии священный бред, Петрарке шествуя вослед, А муки сердца успокоил, Поймал и славу между тем; Но я, любя, был глуп и нем. |
LVII
A proposito, sapete: Tutti i poeti sono amici Dell’amore sognatore. Io sognavo i cari oggetti, E la mia anima serbava Quelle immagini, che poi La mia Musa rianimava. Fu così che spensierato L’ideale mio cantai: La fanciulla delle vette, E le belle prigioniere Delle rive del Salghìr. Cari amici, da voi ora Sento spesso la domanda: “Per chi langue la tua lira? A chi è che hai dedicato Il suo canto, fra la folla Di gelose damigelle? LVIII “Di chi, gli occhi che il tuo petto Hanno scosso, e compensato D’una tenera carezza Il tuo canto pensieroso? Chi il tuo verso ha immortalato?” Ma nessuna, amici, giuro! Dell’amore i folli palpiti Io li ho avuti senza gioia. Beato chi li accompagnò Con la febbre delle rime: Raddoppiò il sacro delirio Della Musa, camminando Sulle orme del Petrarca: Acquietò le pene in cuore E acquistò pure la gloria; Sì, non fece come me, Quando amai: stupido e muto. |
ONEGIN
di Aleksandr Sergeyevich Pushkin