|
|
| CVETAEVA, Marina Ivanovna (1892-1941) | [prec.] [23] [succ.] |
|
8 Свободно
шея поднята, Как
молодой
побег. Кто
скажет имя,
кто — лета, Кто
— край ее, кто -
век? Извилина
неярких губ Капризна
и слаба, Но
ослепителен
уступ Бетховенского
лба. До
умилительности
чист Истаявший
овал. Рука,
к которой
шел бы хлыст, И —
в серебре —
опал. Рука,
достойная
смычка, Ушедшая
в шелка, Неповторимая
рука, Прекрасная
рука. 10
января 1915 |
8 Il
collo dritto e disinvolto, Come
un giovane pollone. Chi
può dire il suo nome, chi l’età Chi
il paese, chi l’epoca? La
serpentina delle oscure labbra E’
capricciosa e molle, Ma
splendido è lo stacco Della
beethovenesca fronte. Puro,
fino alla tenerezza, E’
l’ovale estenuato. La
mano, a cui una frusta s’addirebbe, E
l’opale – nell’anello. Mano
degna dell’archetto, Sprofondata
nella seta, Irripetibile
mano, Bellissima
mano.
|
|
9 Ты
проходишь
своей
дорогою, Руки
твоей я не
трогаю. Но
тоска во мне
— слишком
вечная, Чтоб
была ты мне —
первой
встречною. Сердце
сразу
сказало: «Милая!» Всё
тебе —
наугад —
простила я, Ничего
не знав, —
даже имени! — О,
люби меня, о,
люби меня! Вижу
я по губам —
извилиной, По
надменности
их
усиленной, По
тяжелым
надбровным
выступам: Это
сердце
берется —
приступом! Платье
— шелковым
черным
панцирем, Голос
с чуть
хрипотцой
цыганскою, Всё
в тебе мне до
боли
нравится, — Даже
то, что ты не
красавица! Красота,
не увянешь
за лето! Не
цветок —
стебелек из
стали ты, Злее
злого,
острее
острого Увезенный
— с какого
острова? Опахалом
чудишь, иль
тросточкой,
— В
каждой
жилке и в
каждой
косточке, В
форме
каждого
злого
пальчика, - Нежность
женщины,
дерзость
мальчика. Все
усмешки
стихом
парируя, Открываю
тебе и миру я Всё,
что нам в
тебе
уготовано, Незнакомка
с челом
Бетховена! 14
января 1915
|
Vai
pure avanti, tu, per la tua strada, La
tua mano non la sfioro. Ma
troppo eterna era l’angoscia in me, Perché
per me tu fossi una qualunque. Il
cuore tutt’un colpo disse: “Cara!” Tutto
io a te, a casaccio, ho perdonato, Senza
saper di te nemmeno il nome! — Oh,
amami, tu, amami! Poso
lo sguardo sulle labbra—meandro, Sulla
loro incrollabile alterigia, Sugli
aspri aggetti delle sopracciglia: E
il cuore mi si piglia — un coccolone! La
veste è una corazza in seta nera, La
voce, appena roca, d’una zingara, Tutto
mi piace da morire in te, — Perfino
il fatto che non sei uno schianto! Non
sfiorirai, bellezza, con l’estate! Non
un fiore — uno stelo sei, d’acciaio, Più
cattivo del male, più appuntito D’un
ago — da che isola importato? [1]
Fai
meraviglie col ventaglio, tu, O
con la canna da passeggio, — In
ogni tua venuzza ed ossicino, Nel
garbo d’ogni tuo tristo ditino, La
tenerezza della donna, c’è, E
l’insolenza del ragazzo. Col
verso respingendo ogni sogghigno, Rivelo
a te e al mondo ciò che a noi Fu
in te predestinato, sconosciuta Dalla
fronte di Beethoven!
|
Traduzione dal russo di F. Gabbrielli.
