Mosca, 30 dicembre 1914, 5 del pomeriggio. La mamma di Voloshin (Elèna Ottobàl’dovna, che aveva fatto da madrina di nozze a Marina, e teneva molto al suo matrimonio con Sergej) piglia carta e penna e scrive all’amica Julija Obolènskaja: “... Che v’ha detto Serjòzha? Perché state in pensiero per lui? So che dovrebbe rientrare in sanatorio, ma penso che cambierà di nuovo idea. C’è da avere più paura per Marina: lì la faccenda s’è fatta seria. Se n’è andata con Sonja, non so dove, per diversi giorni, e ha tenuto la cosa in gran segreto. Questa Sonja ha già litigato con l’amica sua, con cui conviveva, e ha affittato un appartamentino sull’Arbat. Io e Lilja [una delle due sorelle di Sergej] siamo molto amareggiate, e in pena, per questo, ma non possiamo far nulla per sciogliere simili malìe...”
Il 15 dicembre infatti Marina aveva lasciato figlia e gatto alla bambinaia – Sergej era militare – e se n’era andata con Sonja a passare il Natale (dieci giorni, preciserà Sergej) in un monastero fuori città[1]:

7

Как весело сиял снежинками

Ваш — серый, мой — соболий мех,

Как по рождественскому рынку мы

Искали ленты ярче всех.

Как розовыми и несладкими

Я вафлями объелась — шесть!

Как всеми рыжими лошадками

Я умилялась в Вашу честь.

Как рыжие поддевки—парусом,

Божась, сбывали нам тряпье,

Как на чудных московских барышень

Дивилось глупое бабье.

Как в час, когда народ расходится,

Мы нехотя вошли в собор,

Как на старинной Богородице

Вы приостановили взор.

Как этот лик с очами хмурыми

Был благостен и изможден

В киоте с круглыми амурами

Елисаветинских времен.

Как руку Вы мою оставили,

Сказав: «О, я ее хочу!»

С какою бережностью вставили

В подсвечник — желтую свечу...

— О, светская, с кольцом опаловым

Рука! — О, вся моя напасть! —

Как я икону обещала Вам

Сегодня ночью же украсть!

Как в монастырскую гостиницу

— Гул колокольный и закат —

Блаженные, как имянинницы,

Мы грянули, как полк солдат.

Как я Вам — хорошеть до старости —

Клялась — и просыпала соль,

Как трижды мне — Вы были в ярости!

Червонный выходил король.

Как голову мою сжимали Вы,

Лаская каждый завиток,

Как Вашей брошечки эмалевой

Мне губы холодил цветок.

Как я по Вашим узким пальчикам

Водила сонною щекой,

Как Вы меня дразнили мальчиком,

Как я Вам нравилась такой...

Декабрь 1914

7

Come allegre brillavan di nevischio

Le pellicce (Voi – grigia, io – zibellino),

Come andavamo in cerca al mercatino

Di Natale dei nastri più sgargianti.

Come mi son pacchiata sei babà

Ai petali di rosa, e senza zucchero!

Come m’intenerivo, in Vostro onore,

Ai cavallucci rossi come Voi.

Come rosse poddjovke svolazzanti, [1]

Giurando, ci smerciavano straccetti,

Come stupivan tutte le donnette

Di due strane ragazze moscovite.

Come, nell’ora in cui la gente usciva,

Noi controvoglia entrammo in cattedrale,

Come Vi soffermaste con lo sguardo

Sull’antica Madonna in maestà.

Com’era macilento e affascinante

Quel sacro volto dallo sguardo cupo,

Nella bacheca, in mezzo ai grassi putti

Dei tempi della grande Elisabetta.

Come lasciaste andare la mia mano,

Dopo aver detto: “Oh quanto la desidero!”

E con quale premura poi metteste

Sul candeliere – una candela gialla...

— O mano luminosa, dall’anello

D’opale! — O mia totale — sciagura!

Come promisi a Voi che avrei rubato

La santa icona, quella notte stessa!

Come, nella foresteria del monastero

— Frastuono di campane nel tramonto —

Felici come bimbe all’onomastico

Rintronavamo a passo militare. [2]

Come giurai che Voi sareste stata

Sempre più bella, fin nella vecchiaia,

— e sparsi il sale [3]; e come V’arrabbiaste

Perché m’uscì tre volte il Re di Cuori.

Come abbracciaste stretta la mia testa,

Carezzandomi, tenera, ogni ricciolo,

Come sentii gelare le mie labbra

Al fior di smalto della Vostra spilla.

Come passavo l’assonnata guancia

Sopra i Vostri ditini affusolati,

E come Vi piacevo, quando Voi

Come un ragazzo mi stuzzicavate...