XXVII. Но мой Онегин вечер целый Татьяной занят был одной, Не этой девочкой несмелой, Влюбленной, бедной и простой, Но равнодушною княгиней, Но неприступною богиней Роскошной, царственной Невы. О люди! все похожи вы На прародительницу Эву: Что вам дано, то не влечет; Вас непрестанно змий зовет К себе, к таинственному древу: Запретный плод вам подавай, А без того вам рай не рай. XXVIII. Как изменилася Татьяна! Как твердо в роль свою вошла! Как утеснительного сана Приемы скоро приняла! Кто б смел искать девчонки нежной В сей величавой, в сей небрежной Законодательнице зал? И он ей сердце волновал! Об нем она во мраке ночи, Пока Морфей не прилетит, Бывало, девственно грустит, К луне подъемлет томны очи, Мечтая с ним когда-нибудь Свершить смиренный жизни путь! |
XXVII Ma il mio Onegin non pensò Che a Tatiana, quella sera; Non alla fanciulla timida, Innamorata e povera, Ma alla fredda principessa, Alla dea inaccessibile Della sfarzosa Neva. Come siete tutti uguali All’antica madre Eva, Gente! Quello che vi è dato Non v’attira; senza tregua Il serpente a sé vi chiama, Al suo misterioso albero: Non è tale il paradiso Se non ha frutto proibito. XXVIII Com’è cambiata Tatiana! Com’è entrata nel suo ruolo! Come ha sùbito imparato Le incombenze del suo grado! 26 Chi potrebbe ravvisare La fanciulla delicata In quest’algida, solenne Primadonna dei salotti? 27 Lui, le aveva scosso il cuore?! Per lui aveva speso in lacrime Le sue notti di ragazza In attesa di Morfeo? E alla luna aveva alzato Gli occhi languidi, sognando Di far l’umile viaggio Della vita insieme a lui?! 26 “Come ha imparato in fretta / le procedure del suo impegnativo titolo.” 27 Zakonodàtel’nica, colei che detta legge, che è arbitro, modello, in particolare di moda. Ma già in italiano, vedete, ‘arbitra’ non si dice, e ‘modella’ è un’altra cosa. |